На картине «Итальянское утро» Карл Брюллов изображает фигуру в своего рода пейзажном интерьере — отгороженном от внешнего мира, под густой сенью ветвей. Это в точном смысле «укромный уголок». Тем самым затевается лукавая игра со зрителем: ему предлагается почувствовать себя в положении соглядатая, видящего то, что обычно происходит в интимном уединении и заведомо не предназначено для постороннего взора. Такого рода интимизация пространственной среды, обнимающей фигуру с ласково обволакивающей светотенью, мотивирует изображение обнаженных и полуобнаженных фигур и одновременно сообщает этому изображению оттенок щекотливой фривольности. В изяществе этой рискованной игры Брюллов был неподражаем. Это свойство входило важной составляющей в тот успех, который снискал Брюллов в сердцах «любителей изящного», и, хотя они об этом, по большей части, молчали, именно оно, это свойство, было определенно «выговорено» эпигонами Брюллова, прежде всего перенявшими искусство обольщать такими несколько парфюмерными «красивостями».
Вслед за получением в Петербурге «Итальянского утра» была опубликована посвященная картине статья конференц-секретаря Петербургской Академии художеств Василия Григоровича. Автор увидел в этой работе не более и не менее, как обещание стать со временем «одним из великих художников нынешнего века». Сейчас кажется по меньшей мере странным выспренний пафос такого заключения по отношению к картине, имеющей, в сущности, характер изящной безделушки или «игрушки», как говорил тот же Григорович в частном кругу. Но именно в этом несоответствии приоткрывается формула того секрета, который заставлял учащенно биться и трепетать сердца современников перед искусством Брюллова.
«Над вымыслом слезами обольюсь», и «гений парадоксов друг». Брюллов измыслил способ сочетать в приятной пропорции то разное, что недавно выступало как несочетаемо противоположное, даже враждебное, и соединить вдруг, как бы в мгновенном наитии. Это разное суть на одной стороне — классическая пропорциональность, непрерывность линейного мелоса, гармония, предполагающая ясное спокойствие, вневременную созерцательную длительность, а на другой — опрокидывающая эту вневременную статику романтическая импульсивная дискретность, проблеск красоты и смысла в непредумышленных, случайных конфигурациях вещей и событий.
И едва ли не главную роль в осуществлении этого парадоксального сочетания играет эффект непредумышленности. Как раз об этом, хотя и в порядке проговорки, сказано в отклике Григоровича. Не содержание, но интонацию, музыку всей статьи задает слово «нечаянно». «Не для сравнения, а для примера» автор вспоминает Венеру Медицейскую ради того, чтобы высказать сомнение, будто «мысль к сочинению сей статуи художник нашел в самом себе». Нет, «он нечаянно видел прекраснейшую женщину, выходящую из воды». И далее то же — об «Итальянском утре»: «Мысль картины Брюллова, я уверен, едва ли придумана. Он, вероятно, увидел прелестную девушку в таком положении нечаянно». «Девушка, моющаяся у фонтана, не есть Венера: следовательно, не должно требовать в произведении г. Брюллова совершенств идеальных…».
Год написания картины: 1823.
Размеры картины: нет данных.
Материал: холст.
Техника написания: масло.
Жанр: портрет.
Стиль: романтизм.
Галерея: Кунстхалле, Киль, Германия.